99942 [СИ] - Алексей Жарков

Завтрак дома, с самим собой и "рецептом Жванецкого". Обед и ужин с Машей, со смехом и лёгкостью бесед. Два против одного. Неплохо, даже отлично. Главное, не сопротивляться переменам. Не сопротивляться, даже зная, что свежесть чувств усердно ретуширует пустоты неудобств и незаданные вопросы.

Впрочем, каков выбор? Если тебе настолько хорошо рядом с другим человеком, что ты отказываешься от отбивной или стейка в пользу грецких орехов и неведомой макадамии, – пожалуй, никакого.

4

Маша была права, когда говорила, что он не всецело с ней. Часть мыслей, и не сказать, чтобы маленькую, оттягивал на себя Пеликан. Человек с птичьим погонялом. Убийца, оставивший в память о себе две отметины: на лбу и груди у Максима.

Слежку за квартирой Пеликана (адрес, который нарыли и благополучно "забыли" в управлении) Максим чередовал со свиданиями с Машей. Убийца не появлялся, но Максим и не думал отступать. Дело чести.

Сегодня был "день Пеликана".

После утренней пробежки – да, теперь он был способен и на такое – Максим принял душ, позавтракал и подумал о сейфе.

Подумал – и решился. К внутреннему чутью следовало прислушиваться. Кто знает, может, Маша права и в том, что синестетики обладают паранормальными способностями. Если верить своим ощущениям без паранойи – хуже не будет.

Сейф прятался в шкафу на лоджии, среди инструментов, объедков стройматериалов, запасов картошки и продуктовых банок. От лишнего внимания его прикрывал чемоданчик с дрелью.

Максим положил перед сейфом крестообразную отвёртку и задумался. Кодом служил день их первой встречи с Аней – день, месяц, год, – но Максим не был уверен во всех цифрах. День он помнил хорошо, спасибо Аниным напоминаниям: 15-ое… но… чего? октября? ноября? Точно осенью… А год? 2030 или 2031? Чёрт, каждый раз одно и тоже.

Он взял отвёртку и несильно постучал наконечником по электронному дисплею.

– Ну-у, по старинке…

Максим нажал кнопку "*", набрал "15", секунду помедлил, затем ввёл "10", пауза, "30", снова надавил на "*" и подытожил – "Ввод". Сейф мигнул красным светодиодом и ответил однократным сигналом, насыщенным безапелляционным отказом.

"Мимо".

– Врёшь, не уйдёшь.

Он повторил попытку, набрав "11" вместо "10". После нажатия "*" раздался пятикратный сигнал зуммера. Максим не сразу понял, что железяка жалуется на падение напряжения питания. Он вдавил "Ввод", но сейф снова ответил "красным", а ручка электронного замка осталась заблокированной.

В сейфе не было агента-ресивера, даже маленького и неприхотливого, замок питали простые пальчиковые батарейки, требующие замены раз в несколько лет. И вот они выдохлись. И, конечно, у Максима не было запасных.

Зато имелось нечто другое.

Аварийный ключ нашёлся в ящике с болтами, гвоздями и прочим крепежом. Максим победно поднял его вверх. К местам память относилась бережней, чем к датам.

Максим выковырял из замка резиновую заглушку, вставил аварийный ключ и повернул до упора.

– Так бы сразу.

Он открыл дверцу, достал из металлического нутра завёрнутый в целлофановый пакет конверт, бокс с трёхзначным кодовым замком и продолговатый футляр красного бархата. Внутри лежала золотая цепочка с кулоном в виде рыб. Он повертел в руке пойманных рыбёшек – Анин знак Зодиака, – и тут его подхватила "карусель".

Сделав несколько кругов, окунула в изящную желтизну и напористый блеск украшения.

Золото звучит по-особому, цельное золото, а не дешёвка с напылением, чистое золото, тяжёлое, не испорченное ради цвета добавками, – оно звучит, как обретший голос солнечный свет. Ни у красного (добавка меди), ни у белого (добавка палладия, платины или никеля) золота нет такого голоса. "Карусель" игнорирует их оттенки, не извлекает из самозванцев звеняще-яркую струну. И только чистое золото, не осветлённое серебром до лимонного оттенка, умеет петь. Красиво. Искренне.

Цепочка с кулоном щебетали в унисон, их голоса сплетались, точно две родные души, в сочную нить света, тянулись к квадрату окна. Синестезия развлекала двойным обманом: превращала цвет в звук, а звук в свет. Звучание золота напоминало белую полосу, возникающую на дисплее фотокамеры при съёмке ярких объектов.

"Возможно, я нашёл бы себя в ювелирном деле, почему нет?"

Максим был готов спорить, что отличит чистое золота от любого другого металла или сплава жёлтого оттенка. При условии, что удастся договориться о визите с "каруселью".

Он закрыл футляр с украшением (Аня о нём не вспомнила или оставила как упрёк?), положил на плитку лоджии, извлёк из сейфа съёмную полочку, взял отвёртку и принялся за болты, шляпки которых выглядывали из задней стенки сейфа. Длинные крепёжные "ребята" выползали из стены с неохотой, точно алкоголики из утренних кроватей, цепляясь за дюбеля и скрипуче поругиваясь. Дюзов молчаливо довёл дело до конца. Потом качнул сейф, освобождённый от кирпичного плена, и вытянул его из шкафа. Опустил под подоконник.

Его интересовал не сейф – стена за ним.

Тайник за тайником.

Между шляпками дюбелей, смотрящих на Максима припудренными кирпичной пылью глазами, чернела прореха. Как разграбленная банковская ячейка, с которой к тому же сорвали дверцу. Он протянул руку – туда, где вместо вынутого кирпича лежал свёрток из тёмной ткани, – и вытащил добычу.

В свёртке хранился табельный "Макаров".

Кому добыча, кому потеря. Именно этот пистолет три года назад профукал Женька Дивин. Но не утопил в дерьме из-за не пристёгнутого тренчика, как считал сам, а посеял за деревенскими сортирами. Дюзов наткнулся на ПМ в зарослях папоротника, которые без особой надежды брезгливо прощупывал ботинком. Никого рядом не оказалось – следаки ковыряли в зловонной проруби баграми и сачками. Максим поднял пистолет, повертел в руках и сунул в сумку, лишь смутно отдавая себе отчёт в том, что делает, как и в случае с электронной читалкой Казанцева. Возможно, хотел сделать Дивину сюрприз, сначала помучить коллегу, а потом выставить на "поляну". Возможно, именно так он и собирался поступить, но потом пришла другая мысль…

Хранить потерянный коллегой "Макаров" в своей квартире было, мягко говоря, не совсем разумно, даже в столь укромном месте. Максим понимал это, но почему-то чувствовал: если пистолет понадобится – пускай будет под рукой. Не в тайнике на каком-нибудь пустыре или в лесу, а внутри "личной крепости", как последний аргумент в её защиту.

Запасных патронов к "Макарову" он натаскал с учебно-тренировочных стрельб. Накопил на несколько "магазинов".

Максим положил пистолет и пакет с патронами на плитку и вернул сейф на место, но "садить" на болты не стал.

Через полчаса, в коридоре, он вложил пистолет в подплечную кобуру, купленную в интернет-магазине, и натянул дутую ветровку – так незаметней.

5

Про дело, которое заглохло, в управлении говорили, что оно "под сейфом".

Слежка за домом, в одной из квартир которого по следственной информации проживал Пеликан, всё больше напоминала попытки лилипута приподнять тяжёлый железный ящик.

"Ну, мне хоть жилы рвать не приходится… сейф либо перевернётся сам, либо останется на месте", – подумал Максим, наблюдая за подъездом из салона "Форда".

Он припарковался у разрисованного граффити куба теплового пункта, так, чтобы контролировать все подходы к объекту и при этом не светиться самому.

Свинтил пробку с бутылки и глотнул витаминизированной воды.

– Свидание свиданию рознь, – сказал Максим и цокнул языком.

Жаль, но сегодня не "день Маши".

А "свидание" с Пеликаном, на которое тот наверняка не придёт. Проигнорирует, как и предыдущие. А Максим будет терпеливо ждать. Простой план. Другого не было.

В романтических отношениях, будь Пеликан девушкой, это бы вряд ли сработало: на столь тревожный сигнал, как избегание встреч, трудно закрывать глаза. Не говоря уже о склонности к насилию (две пули в голову и грудь Максима, убийство Казанцева и чёрт знает кого ещё) – тут ни одни "розовые" очки не помогут. На странности такой вот "Пеликанши" мог бы закрыть глаза лишь безумно влюблённый дурак.

Или человек, желающий поговорить о прошлом. Главным образов о стрельбе в "Склифе" и пропаже профессора Булгарина. О первом – с особым пристрастием.

Официальным наружным наблюдением обычно занималась специальная служба. Если следователю требовалось установить слежку за подозреваемым, он давал поручение оперативникам, а те готовили задание в службу. "Выписать ноги" – так это называлось.

Теперь "выписать ноги" Максим мог только самому себе.

Помимо пистолета, воды, печенья, мандаринов и сухофруктов он прихватил в апатичную монотонность слежки ещё одну вещь. Она была призвана, чтобы помочь настроиться на рабочий лад. Электронный лист теперь уже покойного Казанцева. Максим развернул гибкий экран читалки и стал читать, воровато, по предложению, чтобы надолго не упускать подъезд из вида.